Блокадная мадонна. К 110-летию О. Берггольц

Ольга Берггольц родилась 16 мая 1910 года в семье врача.

Окончила филологический факультет Ленинградского университета. Работала журналисткой. Но не все удачно складывалось в судьбе молодой женщины. В 1938 году был расстрелян ее первый муж, поэт Борис Корнилов. Его имя долго было под запретом, но до наших времен сохранилась его «Песня о встречном» («Нас утро встречает прохладой…»), а реабилитирован он был только в 1957 году.

Беда не приходит одна, и в ночь с 13 на 14 декабря 1938 года пришли и за ней. Ольге было предъявлено обвинение в контрреволюционной деятельности и подготовке убийства Жданова. Статья была расстрельной, обвинение было ложным. В 1939-м в ее невиновности все-таки разобрались, но попала она в тюрьму на большом сроке беременности, невыносимые условия, допросы с пристрастием привели к тому, что ребенок родился мертвым. Говорят, что выйти из тюрьмы ей помог Александр Фадеев, а после пытался наладить ее новую жизнь новый супруг Николай Молчанов. Но надежды на счастье перечеркнула война.

Мы предчувствовали полыханье

этого трагического дня.

 Он пришел. Вот жизнь моя, дыханье.

Родина! Возьми их у меня!

Николай Молчанов ушел на фронт и был направлен на строительство Лужского рубежа. В 1942 году он попадает в госпиталь с обострившимися хроническими заболеваниями и дистрофией, а 29 января он умер.

Ольга не могла сидеть без дела, она готова была помогать чем может и уже в первые дни войны пришла в Ленинградское отделение Союза писателей. Ее направили в распоряжение литературно-драматической редакции Ленинградского радио.

Каждый день строго по графику она приходила в студию, и в эфир летели ожидаемые блокадниками слова: «Внимание! Говорит Ленинград! Слушай нас, родная страна. У микрофона поэтесса Ольга Берггольц». Именно она успокаивала и вдохновляла, отогревала души и сердца людей. Как сестра и мать, требовала быть сильнее страха смерти: живи, борись, побеждай. Каждый слушатель воспринимал как личное обращение такие строчки: «Что может враг? Разрушить и убить. И только-то. А я могу любить…».

...Я буду сегодня с тобой говорить,

товарищ и друг ленинградец,  

о свете, который над нами горит,

о нашей последней отраде.  

Товарищ, нам горькие выпали дни,

грозят небывалые беды,

но мы не забыты с тобой,

не одни, – и это уже победа.

После войны на гранитной стеле Пискарёвского мемориального кладбища, где покоятся 470 000 ленинградцев, умерших во время Блокады и в боях при защите города, были высечены именно её слова:

Ольге Берггольц пришлось пережить еще не одну трагедию: у нее одна за другой умерли дочери: в 1933 г. - младшая Майя, а спустя три года - старшая Ирина. Третьего ребенка Берггольц потеряла в тюрьме.

Третий муж, петербургский филолог Георгий Макогоненко, в 1959 г. ушел от Берггольц.

Последние шестнадцать лет "боль, вино, одиночество" (по словам ее сестры, Марии Федоровны, скончавшейся в 2003 г.) обступили поэтессу, но не погасили в ней песенного дара. В последний год жизни она сказала: "я живу через боль, пишу через боль..."

Скончалась Ольга Федоровна 13 ноября 1975 г. в Ленинграде и была похоронена, вопреки своему пожеланию, не на Пискаревском кладбище, а на Литераторских мостках Волковского кладбища.

Я сердце свое никогда не щадила...

Я сердце свое никогда не щадила:

ни в песне, ни в дружбе, ни в горе,

ни в страсти…

Прости меня, милый. Что было, то было

Мне горько.

И все-таки всё это — счастье.

И то, что я страстно, горюче тоскую,

и то, что, страшась небывалой напасти,

на призрак, на малую тень негодую.

Мне страшно…

И все-таки всё это — счастье.

Пускай эти слезы и это удушье,

пусть хлещут упреки, как ветки в ненастье.

Страшней — всепрощенье. Страшней — равнодушье.

Любовь не прощает. И всё это — счастье.

Я знаю теперь, что она убивает,

не ждет состраданья, не делится властью.

Покуда прекрасна, покуда живая,

покуда она не утеха, а — счастье.

1952

Не утаю от Тебя печали

Не утаю от Тебя печали,
так же как радости не утаю.
Сердце свое раскрываю вначале,
как достоверную повесть Твою.

Не в монументах и не в обелисках,
не в застекленно-бетонных дворцах -
Ты возникаешь невидимо, близко,
в древних и жадных наших сердцах.

Ты возникаешь естественней вздоха,
крови моей клокотанье и тишь,
и я Тобой становлюсь, Эпоха,
и Ты через сердце мое говоришь.

И я не таю от Тебя печали
и самого тайного не таю:
сердце свое раскрываю вначале,
как исповедную повесть Твою...

И я не могу иначе...

И я не могу иначе...

 Лютер

 

Нет, не из книжек наших скудных,
Подобья нищенской сумы,
Узнаете о том, как трудно,
Как невозможно жили мы.

Как мы любили горько, грубо,
Как обманулись мы любя,
Как на допросах, стиснув зубы,
Мы отрекались от себя.

Как в духоте бессонных камер
И дни, и ночи напролет
Без слез, разбитыми губами
Твердили "Родина", "Народ".

И находили оправданья
Жестокой матери своей,
На бесполезное страданье
Пославшей лучших сыновей

О дни позора и печали!
О, неужели даже мы
Тоски людской не исчерпали
В открытых копях Колымы!

А те, что вырвались случайно,
Осуждены еще страшней.
На малодушное молчанье,
На недоверие друзей.

И молча, только тайно плача,
Зачем-то жили мы опять,
Затем, что не могли иначе
Ни жить, ни плакать, ни дышать.

И ежедневно, ежечасно,
Трудясь, страшилися тюрьмы,
Но не было людей бесстрашней
И горделивее, чем мы!

https://youtu.be/l9xlDE6FyHY 

https://youtu.be/zrnWMirtwNk

https://ru357.iplayer.info/q/стихи+читает+ольга+берггольц/